Я не мог не улыбнуться, наблюдая, как она пробиралась к машине сквозь кусты. Маша явно не была создана для «лесного биатлона»: платье цеплялось за ветки, а колючие листья то и дело пытались задрать её юбку, показывая миру самые аппетитные участки её тела. Она одновременно забавляла и смущала этим своим неуклюжим бегом.
Сергей, видя её борьбу с кустами, тихо пробормотал себе под нос:
Маша открыла заднюю дверь, увидела, что мест нет — и замешкалась.
— Ну запрыгивай, мармеладка! Быстрее двигаем! — подогнал её Сергей. — Нам штраф не нужен.
— Я… — она оглянулась. Кристина с наушниками уже прижалась к двери. Кирилл с ухмылкой раскинулся, демонстративно раздвинув колени. — Тогда... — она вздохнула и плюхнулась прямо к нему на колени.
Металл двери щёлкнул. Машина рванула с места.
— Ох… — тихо выдохнула Маша, устраиваясь на месте. — Ну блин, из огня да в полымя! Там меня эти дурацкие кусты чуть не изнасиловали, а тут ещё на парнях сидеть верхом…
Её бёдра вплотную прижались к Кириллу, спина — к его груди. Он слегка распахнул руки и… осторожно положил ладони ей на талию, словно для баланса.
— Не волнуйся, тёть Маш, я не позволю упасть тебе на поворотах, — прошептал он, слишком близко к её уху. Голос почти ласковый.
Она промолчала. Машина подскочила на кочке, и она невольно прижалась к нему ещё сильнее. Я видел, как Кирилл сжал её чуть крепче, пальцы чуть сдвинулись… ниже. Потом выше. Скользнули по её бокам, бедрам, задирая юбку.
Маша чуть дёрнулась, и, пытаясь устроиться удобнее, начала ерзать. Её движения стали нервными — но при этом… возбуждающими. Особенно когда она провела рукой по колену Кирилла, как будто случайно.
Руки Кирилла уже скользнули выше — под её локти, к груди. Почти… почти коснулись.
— Эй, Кирилл, — вдруг резко обернулась она, схватив его за запястья. Её голос был сдержанный, но глаза сверкнули. — Не слишком ли много позволяют себе твои руки?
Он изобразил невинность.
— Ну вообще то мне тоже тут не легко. Я просто держу тебя, чтобы не упала.
— Ещё одно движение вверх — и ты полетишь на асфальт.
Она отвернулась. Но в её щеках проступил румянец. Кристина ничего не замечала — в наушниках, уставившись в окно. Аня и Сергей болтали о маршруте, рецептах гриля и какой-то старой знакомой. Их разговор плавал на поверхности, как радиоволна.
Я смотрел на маму. Какая же она красивая. Женщина, которая меня родила, вырастила и воспитала. Я не мог оторвать взгляд от изгиба её спины, когда она слегка подалась вперёд. От её волос, струящихся по плечам. И её притягательных родных бёдер. Таких близких и одновременно далеких. Она была для меня эталоном женственности. И сейчас она сидит на коленях у Кирилла. Его ладони обнимали её талию.
Ближе к месту дорога стала хуже — выбоины, корни, скользкие лужи после недавнего дождя. Машина тряслась, как на стиральной доске. Отец рулил уверенно, одной рукой. Он точно был как Индиана Джонс.
Салон подскакивал. Маша сидела на коленях у Кирилла, уже вся красная. Она вцепилась в спинку переднего сиденья, ногти белели от напряжения.
— А-аай… аккуратнее, Серёженька, — охнула она, прикусывая губу, и на секунду зажмурилась. Её бедра судорожно дёрнулись — не то от боли, не то от чего-то ещё.
Сергей усмехнулся.
— Потерпи, мармеладка. Осталось всего пару минут — и ты будешь валяться в гамаке с вином и клубникой.
Маша хихикнула сквозь вздох.
— Если доживу...
Я снова оглянулся в сторону Кирилла и мамы, и у меня внутри всё сжалось. Руки Кирилла уже были не на талии мамы. Он сидел так, будто просто придерживает её, но на самом деле его ладони были уже прямо под её задравшейся юбкой, нагло обхватывая попку. И мама… она ничего не говорила ему. Хотя он уже просто в наглую лапал её за жопу. Она сидела на его коленях, закрыв глаза, будто пыталась сосредоточиться на том, чтобы не смотреть ни на кого.
Машину качало на ухабах, и каждый толчок заставлял руки Кирилла скользить всё глубже. В какой-то момент я даже понял, что, если он захочет, может спокойно залезть ей под трусики.
От этой мысли меня затрясло. Я не мог поверить, что всё это происходит прямо сейчас, когда впереди за рулём спокойно едет её муж, не подозревая ни о чём. А Кирилл продолжал мацать маму за жопу, чуть сжимая её бёдра, как будто проверяя границы, и эти границы стремительно исчезали.
Машу трясло на колдобинах так, что я не был уверен, что она вообще что-то осознаёт. Казалось, ей уже на всё плевать: на то, что кто-то может увидеть, на то, где она сидит и чьи руки нагло шарят по её заднице.
Я отвернулся, чувствуя, как сердце колотится в груди. Было что-то до ужаса странное в том, что я чувствовал не только возмущение, но даже… возбуждение и зависть. Как же я ему завидовал.
Вскоре перед нами показался деревянный дом — двухэтажный, с верандой, облепленный диким виноградом. Вокруг — сосны, мокрый мох, тонкий туман над озером вдалеке. Машина остановилась, скрипнув тормозами.
Маша слезла с колен Кирилла и вышла из машины. Я — случайно, или нет — заметил, как она одной рукой стянула подол короткой юбки, прикрывая бёдра. Я даже успел увидеть светлые трусики. Они просвечивали даже через юбку её платья, потому что на месте её задницы было огромное мокрое пятно. Сердце сразу чуть споткнулось. Я надеялся, что это просто от долгой поездки, а не ловких ручонок Кирилла.
Кирилл, довольный как кот, откинулся на спинку сиденья. Я с неловкостью отвёл глаза — но взгляд всё же зацепил выпуклость на джинсах друга.
— Слишком понравилось, да? — пробормотал я себе под нос.
Как только мама вышла, немного запнувшись, тут же оказалась в объятиях Сергея. Он приобнял её за талию, поцеловал в висок. Потом — легко, быстро — чмокнул в губы. Её руки обвились вокруг его шеи, она притёрлась к нему, поднимая подбородок:
— Ты даже не представляешь, как я по тебе скучала, — прошептала.
— Ага, — ухмыльнулся он, — ты всегда скучаешь, когда я зову в лес.
— Только потому, что тут нет камер. И ты становишься мягче. — Она потянулась за шляпой, сорвала её с него и надела на себя, игриво наклонив.
— Эй, — сказал он, — мармеладка, не злоупотребляй. Шляпа — священная.
— А ты? — облизала губы. — Ты тоже.
Они хихикали, прижавшись друг к другу. Я отвёл взгляд, стараясь не смотреть — и всё же в нём жгло. Видеть маму такой — кошкой, ласковой и раскованной — было странно. Непростительно... возбуждающе.
Глава 3. Пари в домике в лесу
От калитки к крыльцу вела мощёная камнем дорожка, по которой мы поднялись, гружёные сумками и рюкзаками.
Внутри дом пах старым деревом, травами и слегка — камином, видимо, его недавно топили. В гостиной сразу бросался в глаза массивный камин, выложенный диким камнем, с высоким чугунным экраном. Пламени уже не было, но оставшееся тепло словно окутывало нас. Гостиная была совмещена с большой кухней: длинный деревянный стол на десять человек, открытые полки со связками сушёных трав и медная утварь придавали помещению почти деревенский уют.
— Красота! — протянула Аня, сбрасывая рюкзак на пол. — О, чур мы с Киром живем здесь внизу.
Тётя Аня запрыгала на месте от радости и было невозможно не смотреть как вместе с ней прыгают её пудинговые сиськи под платьем, так и наровясь выпрыгнуть наружу.
Она не дожидалась возражений и увела Кирилла в соседнюю комнату на первом этаже. Та оказалась просторной и светлой: большая кровать у стены, шкаф из потемневшего дуба и окно с видом на лес.
На втором этаже было две спальни и небольшая столовая с длинным столом, на который уже стояли темные керамические тарелки. В большой комнате рядом со столовой разместились Сергей, Маша и я. Там стояла широкая двуспальная кровать и ещё одна поменьше, которую я занял без лишних споров. С одной стороны окна открывался вид на озеро, с другой — на лес и реку.
Кристина выбрала дальнюю маленькую комнату в конце коридора. В отличие от нашей, она была почти аскетичной: лишь узкая кровать у окна и книжный шкаф. Но, похоже, именно это ей и понравилось — она обычно ценила личное пространство.
— Ну вот, всё логично, — отец огляделся и потер руки. — Внизу шумный этаж Ани и Кирилла, наверху — мы и Крис. Идеальная расстановка сил.
Пока мама с папой располагались наверху, я пошёл к крыльцу, чтобы забрать оставшиеся вещи. И тут услышал за спиной хлопок — глухой, как удар ладонью по телу.
— Ай, — в шутливом голосе Ани было что-то хищное.
Я обернулся. Кирилл стоял позади Ани, а она как раз наклонялась за сумкой с продуктами. Он что, шлёпнул по заднице свою мать? Она резко выпрямилась, повернулась через плечо — и, к моему удивлению, не разозлилась.
— Кирилл... — её голос стал низким, тягучим, — ну давай не здесь...
И пошла дальше, виляя бёдрами. Эта сцена тогда показалась мне очень странной. Что значит не здесь? Она что, позволяет ему шлепать себя по заднице?
Позже, вечером, когда сумерки уже залили веранду, мы с Кирилл сидели в деревянных креслах, с чаем в руках. Остальные разбрелись — кто в дом, кто к реке.
Кирилл откинулся назад, выдохнул:
— Брат, ты не представляешь, какая у тебя классная мамка. Тётя Маша такая… — он поцокал языком. — Сидела на мне — горячая, податливая. Когда я поднял руки вверх по платью, ее сладкие дыньки сами прыгнули мне в ладони. А какая у неё мягкая нежная задница, ммм. Я бы…
