— Помощь нужна? — спросила.
— Уже всё почти, — ответила она, наклоняясь за хлебом. — Нарежь сыр и, если хочешь, сделай кофе. Яичница вот-вот доготовится.
Я занялась делом, наслаждаясь тёплой, домашней тишиной, нарушаемой только шкворчанием сковороды и тем, как Лисса в ванной напевала что-то на мотив песни из мультика про русалочку. Было в этом утре что-то... правильное. Спокойное. Хотя ещё несколько минут назад я была полной сомнений.
Когда всё было готово, на кухню влетела Лисса — такая же нагая, как и мы, весёлая, с распаренным лицом и вьющимися от влаги волосами, закинутыми за плечо. Она села на табурет, взъерошила мне макушку и вцепилась в тост.
— Боги, это лучше секса! — сказала она, уминая ломтик хлеба с сыром. — Ну почти.
Мы рассмеялись, и я впервые за утро почувствовала, как тают внутри тревоги.
Я взяла кружку кофе и медленно сделала глоток. Горячее, терпкое, бодрящее. Его вкус напомнил мне о чём-то очень земном и настоящем. О том, что всё, что я чувствовала — важно. Но не обязательно нужно разжёвывать прямо сейчас.
Я вспомнила свои мысли в душе: про взросление, про то, что, может быть, однажды у нас будут семьи. Мужья. Дети. И отдельные жизни. Я думала, что всё это придёт скоро. Что страсть между нами — это юношеский взрыв гормонов. Что мы все неизбежно разойдёмся — по разным дорогам, по разным постелям, по разным городам.
Но ведь это потом. Не сейчас. Сейчас — это утро, кофе, яичница. Это запах геля на коже Лиссы и тёплая ладонь Нэти на моей спине, когда она мимоходом прикасается, передвигая чашку.
Я посмотрела на нас: три обнажённых тела, простых, живых, чуть уставших после ночи, но сияющих изнутри. Мокрые волосы, чуть подрагивающие колени от вчерашнего холода и сегодняшнего тепла, и полная, всепоглощающая тишина понимания — нам хорошо. Просто потому что мы есть друг у друга.
И я подумала — да какая разница, как это называется? Лесбиянки? Бисексуалки? Просто девчонки, которым нужна близость, любовь, тепло?
Мы не обязаны всё объяснять. Не обязаны приклеивать ярлыки. Мы не обязаны быть "такими как все". Мы просто — мы. Три тела, три души, три сердца, нашедшие друг в друге что-то большее, чем можно описать словами.
Я потянулась за ещё одним тостом, откусила, и в этот момент Лисса, облизав пальцы, сказала:
— Ну, девочки. Если завтра тоже начнётся с кофе, секса и яичницы — я официально готова подписать контракт с этим миром.
Мы снова рассмеялись, и я почувствовала, как моё сердце бьётся не ради будущего. Оно бьётся ради этого утра. Этого мига. Ради того, чтобы любить — прямо сейчас.
А что будет потом... потом и подумаем.
И капелька кофе на губе Лиссы, которую я стёрла пальцем, а потом, не задумываясь, облизала. Потому что могла. Потому что здесь и сейчас — всё, что у нас есть.

После завтрака мы сидели за столом, переваривая не только еду, но и мысли о том, что делать дальше. В комнате всё ещё лежали следы ночных приключений — разбросанные полотенца, пустые бутылки, вся эта лёгкая разруха, которая вроде бы всегда сопровождает нас после таких вечеров.
— Надо бы с этим срачом что-то сделать, — ворчливо сказала я, потягивая кофе. — А то куда мы потом влезем?
— И одеться бы не помешало, — подхватила Нэти, бросая мне взгляд, полный того мягкого упрёка, который мы все знаем и любим. — На улице уже середина ноября, а мы тут как на пляже тусуемся.
Лисса, как обычно, была голосом спонтанности и дерзости:
— А давайте просто выйдем так? — Она шутливо подняла бровь, оглядывая своё голое тело и широко улыбнулась. — Прогуляемся так, погуляем по магазинам, шокируем прохожих!
Я слегка приподняла бровь, готовясь тушить эту идею, как делала это не раз, но заметила, что Нэти не сжала губы, не стала гасить огонёк в Лиссе, а напротив — тихо улыбнулась, будто в её голове уже была готова контраргументация.
— Лис, — сказала она мягко, — если хочешь, можешь идти так. В смысле, никто тебе не запрещает. Но на улице холодно, и не совсем безопасно ходить нагишом.
Лисса обиженно скривила губы:
— Вот вы злые, — заявила, делая вид, что собирается уйти.
Я подыграла, добавляя с улыбкой:
— Мы всего лишь предлагаем. Ты — свободный человек. Если тебе так хочется — иди и шокируй этот город своей наготой.
— Точно злые! — выкрикнула Лисса и, притопнув ногой, добавила: — Уйду я от вас!
В этот момент в комнате раздался дружный хохот — лёгкий, искренний, такой, что внутри сразу стало теплее. Мы все были красивые, молодые, немного сумасшедшие и совершенно уверенные, что вместе — нам не страшны никакие морозы, никакие зимние улицы и никакие смешные взгляды прохожих.
Я подумала: Да, именно так. Вместе — мы сила. А остальное — фигня.
И на этих мыслях, с улыбкой и лёгким предвкушением нового дня, мы начали убирать за собой, готовясь к прогулке, о которой ещё не знали, куда она нас заведёт.
Комната напоминала поле после нежной, но всё же бури — одеяла, подушки, кружевное бельё, где-то валяющийся носочек, расстёгнутая кофточка, пустая бутылка вина, и след от пролившегося бокала прямо на сброшенное платье Лиссы. Я стояла у окна, прихлёбывая кофе из большой кружки и наблюдая, как на горизонте, за серыми домами и карнизами, медленно плывут рваные клочья облаков. Свет был мягким, как будто весь город накрыли тонким прозрачным шарфом из света, в котором приятно растворяться.
— Какая сволочь пролила вино на моё платье?! — раздалось у меня за спиной. Голос Лиссы был настолько возмущённый, что я едва не поперхнулась. — И... чёрт, трусики тоже! Мои любимые!
— М-м, ты, может, это была ты? — откликнулась Нэти из-за кровати, ползая на четвереньках и доставая из-под дивана чьи-то колготки.
— Я?! — сдавленно фыркнула Лисса. — Да я их вон туда аккуратно повесила... Ну ладно, кинула... аккуратно. Но точно мимо вина!
— Ты их бросила на пол рядом с бутылкой. Что ты ожидала? Что духи гигиены подлетят и отнесут их в корзину? — я повернулась к ним, приподняв бровь. — Это ж твои трусы, ты за них и отвечаешь.
— Вы злые. Обе. — Лисса насупилась, но в уголках губ всё равно заиграла довольная усмешка.
— Мы всего лишь предлагаем тебе взять ответственность за свой гардероб, — спокойно сказала Нэти, выныривая из-за дивана с торжествующим видом, держа в руке чёрный кружевной лифчик. — Хоп, вот он, сбежавший.
— Уйду я от вас. Найду себе нормальных подруг. Тех, кто не обвиняет жертву пролитого вина! — Лисса картинно откинула волосы, обнажённое тело её сверкало в солнечных бликах, а ноги пересекали комнату в пародии на подиумный шаг. — И вообще, я теперь гуляю только нагишом.
— Ну... на улице ноябрь, — напомнила я. — А у тебя соски от холода стеклянными станут.
— Говоришь, как будто это плохо, — фыркнула Лисса, но всё же приостановилась.
— Мы просто заботимся, — добавила Нэти, нежно похлопав её по попке. — Но если тебе комфортно, иди. Вон, капельки на груди уже почти замёрзли.
Раздался дружный хохот. В этой комнате — среди подушек, разбросанных маек и ароматов тела, духов и утреннего кофе — было ощущение настоящей жизни. Не взрослой, не окончательно серьёзной, но точно настоящей. И это ощущение согревало даже сильнее, чем шерстяной плед.
— Ладно, уборку всё равно надо начинать, — вздохнула я, убирая чашку в сторону. — А то так и оставим после себя поле боя.
— Согласна, — Нэти уже стояла на коленях, собирая бельё и подушки в одну кучу, — давай соберём всё и выкинем в окно.
— Ого, прям революция, — хмыкнула я.
Пока они возились у кровати, я открыла шкаф, достала нашу сменную одежду. Хорошо, что я настояла взять её — знала же, что после ночи с вином и спонтанным душем до дома в том же виде никто не доберётся. Кинула Лиссе её джинсы и толстовку:
— Лови. И не забудь надеть что-нибудь под это. Хоть что-нибудь.
— А я хотела так и выйти… Свободной. Неподвластной. — Она прикрыла грудь ладонью, театрально прижимаясь к сердцу. — Но ладно… под давлением морали и холода надену трусы.
Мы хихикали, смеясь над каждой фразой, пока собирали носки, складывали простыни и расправляли покрывало. Голые тела мелькали между шкафом и кроватью, волосы сбивались в пряди, грудь едва касалась плеч, когда кто-то проходил слишком близко. Но всё это было настолько естественно, не вызывающе, а как дыхание. Как теплота, от которой не хотелось отказываться.
Потом одна за другой мы стали одеваться. Я натянула тёплую чёрную водолазку, заправив её в джинсы, волосы заколола на затылке, но всё равно чувствовала, как влажные пряди касаются шеи. Лисса, наконец, нашла свои «виноватые» трусики, вывернула их, пожала плечами и натянула — даже пятнышко вина на боку не смущало.
— Ну что, мир снова прилично одет? — спросила она, разворачиваясь перед зеркалом.
— Почти, — хмыкнула Нэти, поправляя свитер, — осталось только мусор выкинуть и кофту твою постирать. Остальное — терпимо.
Я посмотрела на нас троих — разные, но такие одинаковые. У каждой — своя фигура, свои движения, свой смех. Но вместе мы — какой-то живой, искренний организм. Я чувствовала это кожей, когда проходила мимо и случайно касалась плеча Лиссы или когда улыбка Нэти отражалась в моей груди, как в зеркале.