— Кирилл, — перебил я, — меня это нервирует. Представь, если бы я всё время говорил, что хочу трахнуть тётю Аню?
Кирилл фыркнул:
— А что? Не хочешь?
Я замолчал. Перед глазами всплыло как час назад за столом тётя Аня наклонилась ко мне, рассказывая что-то про глинтвейн, и на долю секунды мой взгляд провалился в вырез её платья. Её сиськи были так близко, казалось перед самым лицом. С такого ракурса можно было уловить даже ореолы её сосков. Мой мозг сам снял с неё платье и прошелся по всем закуткам её тела. Тело Ани как будто само всё время просило секса.
— Конечно, хотел бы. Но это… невозможно.
— Почему же невозможно? — улыбнулся Кирилл. — Женщины фантазируют о таком чаще, чем ты думаешь. Их просто нужно чуть-чуть… подтолкнуть.
— Хочешь сказать, что мог бы трахнуть Машу?
— Да говорю тебе, — шептал Кирилл, чуть поддавшись вперёд, — трахну я её.
Он говорил это с тем же нахальным убеждением, с каким обещал однажды прыгнуть с моста. И ведь прыгнул.
Я фыркнул, отпивая из чашки будто викторианский джентльмен:
— Ты спятил. Это тебе не очередная однокурсница. Это... Маша. Моя мама. Они с папой всю жизнь вместе. Ты видел, как она к нему прижималась? Она никогда ему не изменит. Они — одно целое.
Кирилл усмехнулся:
— Даже самые "целые" иногда хотят кусочек чего-то новенького. Знаешь, у твоей мамы в глазах есть эта блядская искра. Она вся дрожала, когда я трогал её в машине. А слышал, как она охала на ухабах... Егор, у неё жопа просто горела вся. У меня все руки мокрющие были в конце поездки.
— Да ладно, у неё просто от жары задница вспотела.
Я попытался отмахнуться. Но внутри что-то шевельнулось. Я вспомнил, как однажды увидел маму голой после душа — она стояла спиной, волосы мокрые, кожа в каплях, стекающих по спине, попе и ногам. Тогда это секундное видение впечаталось в мозг. Потом вспомнил ночи, когда стены дома были тонкие... и из комнаты родителей доносились стоны. Её голос — нежный, почти мучительный, как будто она молится кому-то внутри себя. Ещё вспоминал — с каким жаром она прижималась к папе, как будто растворялась в нём. Какой она была, когда раскована.
— Ну и? — голос Кирилла прервал мысли. — Признай, она же огонь. Представь, что она под тобой, губы приоткрыты, волосы на подушке, соски расплылись на колышущейся груди...
— Хватит, — сдавленно прошептал я. Я чувствовал, как меня накрывает каким-то запретным жаром. — Меня это злит. И… пугает.
Кирилл посмотрел внимательно и заговорщицки прошептал:
— Потому что тоже хочешь её? Или потому, что знаешь, что не должен?
Тем временем, в лесу...
Аня и Маша шли вдоль ручья. Пахло елью и влажной землёй. Ветер колыхал листья, стрекозы мелькали над водой. Девушки несли с собой пледы, простые кружки с вином и давно накопившиеся разговоры.
— Слушай, — начала Маша, покручивая травинку, — я хочу тебе кое-что сказать. Только ты не смейся.
— Уж если ты краснеешь до ушей, — Аня хмыкнула, — тогда это точно интересно.
Маша закусила губу.
— Когда мы ехали… и мне пришлось сесть на колени Кириллу…
Она замялась.
— Я… чувствовала. Мне показалось, что он был… в возбуждении. И… он лапал меня. Я вначале пыталась его угомонить. Но руки его то под грудь, то на попу…
— Ну признайся, — перебила Аня, — тебя это завело.
Маша резко остановилась.
— Аня…
— Да ладно! — Аня обняла её за плечи. — Ты взрослая. Он взрослый. И ты женщина. Да, с молодым парнем. Но это не отменяет, что другие мужчины могут заводить.
— Я люблю Сергея, — выдохнула Маша.
— А я Андрея, — легко ответила Аня. — Но иногда… мысли идут дальше. Особенно когда рядом такие горячие мальчики.
Маша посмотрела на неё с удивлением.
— Ты хочешь сказать…
— Я ничего не говорю, — Аня подмигнула. — Но скажем так… фантазии — это не измена. Даже если иногда они слишком яркие, слишком… сочные.
Маша посмотрела на воду. Там отражалась она — с растрёпанными волосами, порозовевшими щеками и глазами, полными вопросов.
— Мне страшно от этих мыслей. Кроме того, Кирилл твой сын. Тебя это не смущает?
Аня улыбнулась:
— Это и делает их такими вкусными.
Аня шла по тропе впереди, аккуратно приподнимая платье и переступая через ветки и корни. Её платье — тонкое, как туман на рассвете, — колыхалось от каждого шага. Полупрозрачная ткань цвета слоновой кости играла на её теле, то пряча, то выдавая очертания.
Было очевидно, что под платьем не было белья. Сквозь лёгкую ткань проступали очертания её груди: упругая, слегка подрагивающая в ритме шагов. Соски, чуть затвердевшие от прохладного утреннего воздуха, ясно проступали под тканью, а тёмные небольшие ореолы делали их ещё более заметными. Каждый её шаг словно подчеркивал этот вызывающий контур.
Выглядело это недопустимо развратно, чтобы вот так вернуться домой и появиться на глазах мужчин. Казалось, Аня вовсе не стеснялась того, что видят её насквозь, а наоборот — будто наслаждалась этим эффектом.
Маша сбилась с шага.
— Ты… хочешь сказать, ты бы действительно могла… ну, с моим Егором?
Аня остановилась, повернулась. На её лице играла полуулыбка.
— А почему нет?
— Он же мой сын. Мальчик…
— Он давно уже не мальчик, — тихо сказала Аня, подойдя ближе. — Ты видела, как он сам постоянно смотрит на тебя? Как отворачивает глаза, когда ты смеёшься. Он стал высоким. Статным. И… вкусным.
Она склонилась чуть ближе.
— Если хочешь знать... я не против. Если ты вдруг попробуешь... с Кириллом.
Маша округлила глаза:
— Ты сумасшедшая.
Аня засмеялась — открыто, чисто.
— Я просто живу, Маш. Без страха. Посмотри вокруг — сосны, тишина, ни одного звонка, ни одного “так нельзя”. Ты носишь это табу в себе, как броню. Сними её.
Она провела пальцем по плечу подруги.
— Тебе нужно расслабиться. Убрать все мысли и зажимы. Сделать наконец то, что ты действительно хочешь.
Маша замерла.
— Но…
— Кстати, Сергей сказал, что завтра уезжает в город. На пару дней. — Голос Ани стал мягким, шёлковым. — А мы останемся тут. Среди звёзд. Среди леса. Среди желания. И никто не осудит.
Она наклонилась к ней, прижалась лбом.
— Может, пора позволить себе немного... свободы?
— Если честно, я не совсем понимаю, что ты имеешь ввиду. Хотя признаюсь, меня саму иногда тянет пофлиртовать и подразнить кого-нибудь.
