Лисса села рядом, скрестив ноги, и я почувствовала, как её плечи медленно расслабляются, но взгляд всё ещё насторожен. Мы молчали, не требуя слов, и в этом молчании было что-то обнадёживающее — понимание, что мы не одни, что есть кто-то, кто держит границы за нас, кто защищает нас без громких слов.
В студии нас ждал последний блок съёмки. Но теперь я шла туда иначе — не девочка в красивом комплекте, а девушка, которая знала свои границы, понимала, кто она и что ей неприятно. Я чувствовала, как новое ощущение уверенности наполняет тело, а вместе с ним приходит и лёгкая, тихая гордость.
— Всё будет хорошо, — сказала я себе тихо, глядя на Лиссу. — Мы контролируем это. Мы решаем. Мы выбираем.
И на этот раз, когда мы выходили из гримёрки, я знала, что могу пройти этот последний блок, сохранив себя, свою свободу и свою уверенность, несмотря на всё, что пыталось её затмить.
Сева появился на студии, когда мы с Лиссой всё ещё расправляли последние складки белья и поправляли прически. Его шаг был лёгким, уверенным, и сразу чувствовалось, что он пришёл навести порядок.
— Она ушла, — сказал он спокойно, с лёгкой улыбкой, — последний блок у нас: купальники. Я пойду настрою свет и камеры, а вы пока можете переодеваться. Спокойно. Всё в ваших руках.
Слова были простыми, но для нас с Лиссой они прозвучали почти как освобождение. Мы обменялись взглядом, и на мгновение напряжение, которое висело над нами с момента появления представительницы, стало спадать. Снова можно было дышать. Снова можно было быть собой, пусть и в пределах съёмочного пространства.
Мы прошли к гримёрке, где уже стояли купальники. Их было несколько — и для нас это значило разные образы, разные настроения, разные версии себя. Первые комплект — яркий красный монокини с аккуратными вырезами по бокам. Он сидел плотно, подчеркивая талию и бедра, делая фигуру чуть более взрослой, чем мы ощущали себя внутри. Лисса сразу же хихикнула, задирая шторку и показывая мне, как «огненная вода» этого купальника выглядела на её коже.
— Посмотри, — сказала она, — я как будто не мы на пляже, а героиня клипа!
— Ого… — я не удержалась, оценивая себя в зеркале. — Лисса, это реально… ярко.
Мы обе рассмеялись, но я чувствовала, как внутри что-то слегка напряглось. Не из-за комплекта — он красивый, аккуратный, действительно как для рекламы. А из-за того, что мы снова ощущали на себе объектив Севы. Он уже стоял за камерой, но его взгляд был мягким, профессиональным. Не оценивающим, а внимательным. И в этом была разница, огромная разница.
Следующий комплект был более закрытым — черный с высокой посадкой, глубоким V вырезом спереди, плавно переходящим в спинку. Я надела его с лёгкой осторожностью, проверяя, как ткань ложится на плечи, бедра и грудь. Лисса в это время делала смешные гримасы перед зеркалом, притворяясь, что танцует прямо на столике с аксессуарами, и я не могла не улыбнуться.
— Ну что, Курай, чувствуешь себя «морской королевой»? — подшучивала она, подмигивая.
— Почти, — ответила я тихо, стараясь сохранять спокойствие, хотя улыбка сама собой расплывалась по лицу. — Почти, но всё ещё я — я, а не кто-то другой.
Третий комплект — желтый купальник-бандо с оборками, очень лёгкий и воздушный. Лисса сразу же начала придумывать позы: руки на бёдрах, одна нога слегка согнута, взгляд через плечо. Я повторяла за ней, осторожно, не торопясь, всё ещё прислушиваясь к своим ощущениям. Появилось чувство, что мы в игре — профессиональной, но личной. Мы смеялись, поправляли друг другу бретели и завязки, шептались тихие комментарии:
— Смотри, как красиво.
— Ах, да, совсем как в журнале.
Но каждый раз, когда взгляд ловил Севу за камерой, я чувствовала, как уверенность подстраивается под рамки работы. Он никогда не давил, не подталкивал, не делал лишних замечаний, но его присутствие делало границы чёткими и безопасными.
Четвёртый и последний комплект был, пожалуй, самым откровенным — чёрный раздельный бикини с тонкими верёвочками, закрывающими ровно столько, чтобы оставить эффект легкой провокации. Лисса, примеряя его, немного смутилась, а потом засмеялась, притворяясь, что устраивает «показ мод для рыбок». Я медленно натягивала свой комплект, оценивая себя в зеркале: линии тела подчёркнуты, движения мягкие, взгляд уверенный. Я заметила, как внутренне расслабляюсь, потому что теперь понимала: это работа, это сцена, это игра, а не чужая власть.
— Готовы? — спросил Сева, опускаясь к камере. — Начинаем последний сет.
Мы кивнули, и студия вновь ожила. Свет, софиты, камера, тихие команды Марии, лёгкий шум объективов — всё это стало фоном для нашей работы. Я ощущала, как тело и разум синхронизируются: движения плавные, позы уверенные, мимика живая, лёгкая улыбка на губах. Лисса рядом подскакивала, шептала смешные замечания между кадрами, и это сняло остаток напряжения.
Съёмка шла без остановок: красный, синий, желтый, чёрный. Мы пробовали разные ракурсы: стоя, сидя, лёжа на мягких подушках, прислонившись к стене, присев на низкий стул. Каждый кадр проверялся, обсуждался тихо Севой и Марией. Их профессионализм и мягкая поддержка делали всё безопасным, позволяли экспериментировать и шутить, но при этом не переходить границы.
Когда последняя вспышка замерцала, и Сева откинулся назад, я почувствовала странное облегчение. Всё закончилось. Мы сделали это.
— Отлично, — сказал он, убирая камеру. — Всё готово. Купальники сняты, последний блок завершён.
Мария подошла к нам, улыбаясь, но уже не смеясь, а спокойно, почти матерински:
— Вы молодцы. Вели себя профессионально, слушали команды, и при этом смогли оставаться собой.
— Мы можем вас подвезти до дома, — предложил Сева, слегка наклонившись. — Или хотя бы до метро.
Мы с Лиссой переглянулись, покачали головой:
— Спасибо, но нет. Мы хотим пройтись. Немного. Разминка после всего этого, — сказала я, чувствуя, как лёгкая усталость и прилив свободы смешиваются.
— Тогда будьте осторожны, — улыбнулась Мария, слегка поправив сумку на плече. — И до встречи на следующей съёмке.
Мы взяли пальто, поправили шарфы, и с тихими шагами вышли в город. Санкт-Петербург встретил нас хмурым ноябрьским утром: ветер холодил щеки, и серое небо казалось будто бы сливается с городом. Но внутри было тепло — чувство, что мы справились, что мы держим свои границы, и что даже в сложной работе можем оставаться собой.
Мы шли по улицам, шептались и смеялись тихо, обмениваясь впечатлениями, обсуждая образы и позы, вспоминая смешные моменты и смущавшие нас шутки. В этом движении, в этом дыхании улицы и города, мы снова почувствовали себя свободными. Не просто моделями, а Курай и Лисса — сестры, которые знают, чего хотят, и кто они есть на самом деле.
Съёмка была завершена. Но в голове ещё долго жили кадры, эмоции, ощущения тела и свет софитов. И одновременно — новое понимание себя, своих границ и того, как важно оставаться собой, даже когда вокруг профессионалы, камеры и вспышки.
Мы шли по вечернему городу, шаги отдавались по плитке, а в воздухе висел лёгкий запах пыли и асфальта после жаркого дня. Свет фонарей только-только начинал зажигаться, и улица словно наполнялась мягким, золотистым сиянием. Мы с Лиссой не торопились, обе усталые после съёмки, но внутреннее напряжение никак не отпускало.
— Знаешь, — первой заговорила Лисса, качнув плечом, — всё-таки Сева классный. Никаких пошлых взглядов, никаких намёков. Всё чётко, по делу. И даже когда мы, хм, заигрались, он не наорал, не повёлся, а просто вернул нас в рабочее русло.
Я кивнула.
— Да, он настоящий профессионал. И Мария тоже. Терпеливая, внимательная. Даже когда мы спорили или кривлялись, она не пыталась нас пристыдить, а объясняла спокойно.
Мы замолчали на секунду, и обе подумали об одном и том же.
— А вот эта... — Лисса прищурилась, не называя имени. — Ты видела? Ей ведь было плевать. На нас, на Севу, на Марию. Она сидела, курила, телефоном водила, будто всё ей можно.
Мы шли по набережной, и город вокруг казался немного более реальным, чем студия: гул трамваев, запах влажного асфальта, редкие огни витрин и наши шаги, ритмичные, как счёт. Лисса шла рядом, кутаясь в пальто, и временами она всё ещё смеялась, возвращая в разговор какие-то случайные шутки со съемки — про детские трусики с единорогами, про то, как она «похожа на героиню клипа» в красном монокини. Смех на улице звучал легче; он как будто смывал тяжесть студийного воздуха.
— Слушай, — начала я, сначала тихо, чтоб не уйти в панибратство, — Сева и Мария… какие же они были ровные. Холодных профессионалов не бывает — но у них своя граница. Мне так спокойно было рядом с ними.
— Да, — кивнула Лисса. — Они держали нас. Даже когда мы хохотали и дурачились, я чувствовала, что там есть взрослые, которые за нас отвечают. А та — будто ей наплевать.
Мы молчали несколько шагов, и я чувствовала, как улыбка стягивается в узкую линию. В голове прошло воспроизведение: как представительница стояла у щелки между шторкой и стенкой, как её телефон был направлен туда, где мы переодевались, как она беззастенчиво курила и кидала окурки на стол с кистями и пудрой. Сцены мелькали одна за другой — переходы между комплектами, моменты, когда мы снимали одно и надевали другое, когда вокруг было почти пусто.
