Глава 6. Танец теней
Я вернулась в комнату после той дерзкой прогулки по коридору, всё ещё чувствуя, как адреналин искрит в венах, будто я выпила три эспрессо подряд. Халат соскользнул на пол, и я стояла посреди комнаты, голая, с кожей, которая после душа казалась такой новой, такой открытой. Сердце колотилось, а мысли скакали: я готова к большему, но что дальше? Короткая майка? Вечеринка? Нет, что-то своё, тайное, прямо здесь, в моём убежище. Маленькая шалость, пока никто не видит, — хихикнула я, чувствуя, как азарт щекочет нервы, как котёнок лапкой.
В этот момент телефон завибрировал на столе. Я схватила его, морщась от яркого экрана. Лена. Её голос, как всегда, был громким и полным энергии, даже через динамик:
— Наташка, я у Серёги останусь, вернусь утром. Не скучай там без меня! — Она хохотнула и отключилась, не дав мне вставить ни слова.
Голос у неё был весёлый, даже слишком. Я улыбнулась в темноте: "Загуляла…"
Ну, конечно. У кого-то страсти кипят, а у кого-то только мысли о них, — подумала я, закатывая глаза, но тут же улыбнулась. Это значило, что комната моя до утра. Свобода! Сердце подпрыгнуло от предвкушения: я могла экспериментировать без риска, что Лена ворвётся с её вечными подколками. Ну, или почти без риска — утром-то она вернётся. А что, если она всё-таки что-то увидит? Эта мысль пробежала по коже как ледяная искра, и я хихикнула:
"Наташа, ты точно чокнулась!"
Вспомнилось, как учительница физики при всём классе отчитала за маечку без рукавов, когда у меня только начинала расти грудь: "Ты что, думаешь, это красиво, так выставляться?" — и весь класс захихикал. После урока она ещё и пожаловалась маме. С тех пор та постоянно проверяла мою одежду — "чтобы Наташа выглядела прилично". И приходилось носить "правильную и скромную" одежду, вызывая насмешки в школе. Каждый раз, натягивая свитер даже в жару, я будто замуровывала себя в собственную клетку.
Мне надоело быть "правильной Наташей", которая боится всего и повторяет мамины наставления. Хочу почувствовать себя... живой, желанной, даже если только для себя.
Я подошла к окну и чуть приоткрыла шторы — тонкую щель, шириной в пару пальцев. Она как будто дразнила, как приоткрытый секрет, обещающий больше, чем можно увидеть сразу. Напротив общаги стоит жилой дом, с десятками окон, где горели тёплые жёлтые огни.
"Боже, а если кто-то смотрит?" — мелькнула мысль, и сердце ухнуло, как на американских горках.
Кто-то с балкона, с биноклем, или просто случайный сосед, не спящий в полночь? Я рассмеялась над своей паранойей:
"Наташа, ты явно начиталась триллеров!"
Но эта щель в шторах добавляла остроты — реальный риск, что мой силуэт может поймать чей-то взгляд. Адреналин хлестнул по нервам, и дыхание стало обрывистым, как у бегуньи после финиша. Кожа сразу покрылась мурашками, а соски напряглись двумя острыми столбиками, будто услышали команду "внимание!".
Я выключила верхний свет, оставив только настольную лампу у кровати. Комната утонула в мягком, золотистом полумраке, и на стене напротив ожила моя тень — длинная, изящная, как в старом немом кино. Я подняла руку — она сделала то же самое. Почти богиня.
— Ну здравствуй, — прошептала я своему силуэту.
Сначала я просто прошлась по комнате. Тень шла рядом, как двойник. Потом я качнула бедрами, повернулась боком, и она показала мне мои изгибы так, будто это чужая, дикая девушка. Я хмыкнула:
"Ну надо же, у меня и правда неплохие бёдра."
Я посмотрела на тень, как будто оценивала себя со стороны: она повторяла каждый мой жест, но казалась смелее, грациознее, как будто знала какой-то секрет.
"Ты мне нравишься, тёмная Наташа, — шепнула я. — Ты выглядишь, как звезда кабаре, а я — как девчонка, которая забыла надеть пижаму!"
Я хихикнула, чувствуя, как щёки теплеют от собственной шутки.
И вдруг перед глазами всплыл тот момент в классе: хихиканье одноклассников, ехидный взгляд учительницы, жар унижения в ушах. Тогда я опустила глаза и спряталась. А сейчас я поднимаю голову выше и делаю шаг вперёд. Тогда я закрывалась, а сейчас открываюсь.
Сердце стучало, как барабан на рок-концерте. Я сделала шаг, и тень ожила, изгибаясь в такт. Танцевать голой? Это же чистое безумие! — подумала я, но тело уже знало, чего хочет.
Музыки не было, но сердце задавало ритм, и я двинулась под него. Медленно, будто проверяя, а потом смелее. Волосы разлетались, тень повторяла всё, только преувеличенно.
Я обернулась вокруг в беззвучном танце своей смелости: лёгкое покачивание бёдрами, руки над головой, будто тянусь к луне. Тень растянулась, подчёркивая каждый изгиб — грудь, талия, бёдра. Ощущение свободы нахлынуло, как тёплая волна: без ткани, которая сковывает, без чужих глаз... почти. Щель в шторах, Наташа, не забывай! — подмигнул внутренний голос, и я почувствовала, как жар прокатился от макушки до пят. Кто-то в доме напротив может увидеть мой силуэт! Эта мысль была как искра — пугающая, но такая заманчивая.
Каждое движение было вызовом прошлому: вот тебе, мама с твоим "приличная девочка"; вот тебе, учительница, с твоим ехидным "это красиво?". Вы надо мною больше не имеете власти. Птичка вылетела из клетки вашей "правильности". Я взмахнула в танце руками, как крыльями, и распрямилась.
В порыве азарта закружилась, но запнулась о коврик и прыснула от смеха. На стене это выглядело драматично — будто я упала в объятия невидимого любовника.
— Браво, — фыркнула я и сделала реверанс.
Потом встала прямо напротив щели в шторах. Сердце заколотилось. Я чувствовала: никто ничего не видит, но мозг упрямо рисовал картинку — как будто там, снаружи, есть зритель. Мужчина, может, тот самый сосед с балкона. Он стоит, курит и вдруг замечает неясный силуэт в окне…
Я даже задержалась на секунду, повернувшись боком, будто давая "кадр". И тут же сама над собой прыснула:
"Вот дурочка. Кому ты тут нужна?!"
Но от этого только жарче стало, и я продолжила медленный танец.
"А если Лена вернётся раньше? — мелькнула новая мысль в голове. — Застанет меня в таком виде и решит, что я репетирую стриптиз для соседей?"
Я представила её ехидную улыбку: "Наташка, ты что, духов голышом вызываешь?"
От этой мысли я закружилась быстрее, и тень на стене превратилась в вихрь — грациозный, почти эротичный. Я выгнула спину, как балерина-самоучка, и кожа покрылась мурашками от холодка. Опасность! Щель в шторах — это как сцена для всего дома напротив! Сердце колотилось: вдруг кто-то заметил? Вдруг в одном из тех окон кто-то не спит? Я хихикнула над своей фантазией, но адреналин бил ключом, заставляя соски затвердеть под пальцами, которые невольно скользнули по груди.
Я танцевала, импровизируя: то медленно, как в чувственном вальсе, то резче, с поворотами, где тень становилась драматичной, соблазнительной. Руки скользили по телу — по плечам, по талии, по бёдрам, — и каждое прикосновение отзывалось влажным теплом внизу живота. Я прикусила губу, чтобы не застонать, но дыхание сбивалось, как будто я бежала по лестнице общежития.
"Ты что, Наташа, метишь в Оскар за 'лучшую роль обнажённой тени'?" — пошутила я, но жар в щеках только усиливался.
Тень на стене была моей партнёршей: она не судила, не краснела, просто повторяла, делая каждый жест смелее, чем он был.
Щель в шторах манила, как запретный плод. А если мой силуэт виден? Если кто-то в доме напротив стоит у окна? Я почти чувствовала его взгляд на коже — горячий, прожигающий, будто он дотягивался до меня сквозь стекло. Внутри всё сжалось и разжалось, как пружина: я танцевала для себя, но словно уже играла на сцене, где невидимый зритель аплодировал глазами.
В танце я приблизилась к этой таинственной и опасной щели в шторах. И внезапно поймала себя на мысли о том, что в таком виде она напоминает мне расщелину между половыми губами — загадочный порог между укрытием и открытостью. Небольшой просвет хранит в себе тайну, обещающую откровение лишь для избранных. И в эту щель кто-то неведомый мне смотрит на меня обнажённую.
Эта мысль была почти абсурдной, но адреналин от неё хлестал, как шампанское из бутылки. Я повернулась спиной к окну, выгнув спину, и тень стала ещё длиннее, загадочнее.
Чуть ли не физически я ощутила горячий взгляд на своей попке… Или это разыгралось воспаленное воображение? Отшатнувшись от щели я продолжила свой безумный танец теней: выгибалась, смеялась, кусала губу, поднимала руки, играла с волосами. То дерзко, то нелепо. Моя тень на стене то превращалась в стройную балерину, то в демоницу с длинными руками.
Однажды я упала на колени перед лампой, распахнула руки — и на стене выросла огромная фигура, почти пугающая. Я прыснула:
— Ну вот, теперь я точно богиня тьмы!
Кожа разогрелась, дыхание стало рваным. Я была мокрой от пота, но останавливаться не хотелось. Казалось, что этот танец — не просто баловство, а какое-то посвящение. Как ритуальный танец на погребении "старой скромницы Наташи".
"Если Лена ворвётся сейчас, я скажу, что это голая йога для души!" — хихикнула я, но внутри всё трепетало.
Волнение нарастало, от макушки до кончиков пальцев ног, и я чувствовала себя актрисой в своём тайном шоу: смелой, уязвимой, балансирующей на грани.
Я добавила ритма, представляя, что где-то играет музыка — медленная, чувственная, как в фильмах про страсть. Тень повторяла мои движения: я поднимала руки, и она тянулась к потолку, я наклонялась, и она изгибалась, как кошка. Я провела ладонями по груди, чувствуя, как кожа отвечает лёгкой дрожью.
